Судьбы людей, как в Одессе, так и во всем мире, складываются по-разному. Некоторые из них похожи на детективные или сентиментальные повести. Об одной такой семье — семье Розенбергов — мы и расскажем сегодня…
Глава первая. Довоенная. Дедушка Кива и другие
И каждый раз, набирая знакомый номер телефона, я с удовольствием слушаю голос моей Гени, папиной двоюродной сестры. Так как мое имя Белла довольно распространенное, то естественно задается ожидаемый вопрос: “Белла?.. Какая Белла, а… Милина?” И одно упоминание этого имени обволакивает меня такой теплой волной, от которой я замираю в ожидании рассказа, безусловно, мне знакомого. Геня никогда не отказывает в моей постоянно повторяющейся просьбе: “Гень, ну расскажи о моих, как они там жили до войны?” И как только она, с присущим ей удовольствием, окунается в свое довоенное детство, добавляя все новые и новые детали, всплывающие в ее памяти, передо мной, как в кино, начинают возникать картинки оживших дорогих и любимых мною людей из довоенной Одессы.
Знаменитая Молдаванка, колоритный район Одессы. Полюбившаяся мне улица Болгарская, на которой до войны в разных дворах, расположенных по соседству по обеим сторонам улицы, проживало большое семейство Розенбергов, а в одном из них, под номером 35, жила семья моего дедушки Кивы и бабушки Бети. Детей у них было четверо – мой папа Миля был вторым ребенком, старшей была сестра Клара, младшим – брат Боря (в память о нем мне подарили имя Белла). Женившись до войны и отказавшись от эвакуации, Боря был повешен немцами в одном из дворов Одессы. Самой маленькой в семье была девочка Сарочка, которой суждено было дожить лишь до пятилетнего возраста. И меня ничуть не удивляет, что именно с дедушки Кивы Геня начинает любой свой рассказ. Ведь, оказывается, он был центром притяжения всей мешпухи.
Маленькая Геня частенько гостила у Кивы и Бети по просьбе Кивиной сестры Махли, жившей на этой же улице, но в доме номер 45.
А сам дед Кива был первенцем в многодетной семье, в которой родилось одиннадцать детей, но, к сожалению, в живых до войны остались четыре мальчика и три девочки. Все мужчины ремесленничали – одни шили шапки, другие фуражки, а дедушка был портным по женской и мужской одежде.
С утра до вечера Кива сидел за своей машинкой, стоявшей у окна. Не отрываясь от работы, он ел там же, у станка, предпочитая очень горячий бульон и одновременно успевая побеседовать с заказчиками и просто прохожими, идущими не спеша с “Привоза ” домой, пригибаясь под тяжестью корзин, наполненных разными вкусными продуктами, купленными на базаре.
А как иначе? Ведь окно у деда располагалось на первом этаже, выходило на улицу Болгарскую , и в летнее время было распахнуто настежь. Прохожим хотелось отдохнуть и поболтать с хорошим соседом. Да и детей дед никогда не оставлял без внимания – кому-то яблочко в портфель, а то и гроздь винограда, а если повезет то и монетка на мороженое. Работа не прерывалась даже тогда, когда на его колени вскарабкивалась маленькая внучка Софочка, подаренная ему дочерью Кларой.
Ну а вечером нараспашку открывалась дверь квартиры для братьев, соседей, и просто знакомых, которые приходили поболтать о жизни, поиграть в домино, карты, а гостеприимная бабушка Бетя угощала гостей свежей выпечкой к чаю. На огонек заходили и бабушкины родные – ведь они жили совсем рядом, напротив, на этой же улице в доме номер 18.
И меня естественно не удивляет тот факт, что именно он, дед Кива, усыновил родного племянника Мишу, оставшегося сиротой в возрасте 14 лет, дав ему кров, пищу, фамилию и имя. Миша жил в этой семье и разделил с ней все тяготы эвакуации в период войны.
А война, ворвавшись в один прекрасный летний день в судьбы этих мирных людей, поменяла все краски их жизни и унесла в вечность ещё довольно молодого Киву, и оставила вдовами всех его сестер.
Глава вторая. Военная
Страшной была эвакуация, во время которой были и бомбежки, и тонущий корабль со всеми вещами, но семье удалось добраться до города Ташкента, правда голыми и босыми, но зато живыми. Все разместились по разным кибиткам, но на одной улице. Жили в ожидании весточек с войны, голодали, перебиваясь временными заработками, но сохранили жизни всех маленьких детей, и это было их победой и заслугой перед страшным словом ”война”. Вместе плакали над полученными похоронками, морально поддерживая друг друга, и одновременно, не веря этим ненавистным строчкам на листке бумаги, и все же надеясь на возвращение мужей, братьев, сыновей.
Шёл 1943 год. И вот как-то ночью раздался громкий стук в дверь, за которой спали женщина с маленькими детьми. Испугавшись, закричали и заплакали дети, а в это время чей-то мужской голос громко повторял одну и ту же фразу: “Мама, открой, это я – твой сын, Миля!”. Трудно представить себе эту сцену без слез, а тем более передать эмоции матери, обнимающей сына, стоящего на костылях, но живого. Живого, и это было главное. А как описать крики и слезы людей, сбежавшихся со всего аула? Этот мужчина, вернувшийся с войны, через два года стал моим папой, которого я безумно любила, и он всегда отвечал мне такой же взаимностью. В моей жизни он был непререкаемым авторитетом.
Глава третья. Послевоенная
Я недаром упомянула слово авторитет. Мой папа, как мне казалось, был человеком необычным и по своим природным качествам отличался от мужской половины своей родни. Его никогда не привлекала учеба, и все его образование закончилось четырьмя классами еврейской школы. Однако, он прекрасно считал “в уме”, оперируя многозначными цифрами. Начиная с 14-15 лет, будучи в компании старших родственников, отец, говоря сегодняшним языком, занимался бизнесом. Он жил, опережая свое время, занимаясь делом, которое шло вразрез с советским законодательством. То, что сейчас является нормой – предпринимательская деятельность – в то время преследовалось законом. Меня всегда поражало его желание жить красиво, жить лучше всех, жить богато и в достатке, и одновременно ходить по лезвию бритвы, рискуя свободой. Предпринимательство он сделал уделом своей жизни. И лишь одно ценное качество генетически было унаследовано им от отца – любовь и преданность своим близким.
После войны вся родня возвращается в родные пенаты, в Одессу, но у отца, как всегда, были другие планы. Спустя три года, он принял решение обосноваться в Подмосковье, в дорогой мне Малаховке, где прошло незабываемое детство. Купив дом и став заведующим маленьким магазинчиком на Павелецком вокзале, папа вызвал из города Ташкента свою маму, свою сестру, муж которой погиб на фронте, и ее двоих детей – дочку Софочку, ту самую девочку, которая когда-то сидела на коленях деда Кивы и сына Алика, рожденного после войны. Годков отцу было – двадцать восемь, а он уже был кормильцем восьмерых. Подобного аналога отношений к маме и сестре в реальной жизни я не встречала, лишь только в книгах. И, конечно же, вся его родня из голодной послевоенной Одессы потянулась в Москву. Наш дом был всегда полон гостей и, как мне кажется, вся улица Болгарская перебывала в Малаховке. Подолгу у нас гостили самые близкие родственники с Болгарской, 18 – Ритенька и Мусяня. Поначалу мы несколько лет жили все вместе в одном доме. Но вскоре, из-за болезни сестры, отец строит своими руками небольшой домик для своих близких на этой же территории. К большому сожалению, сестру не удалось спасти, а ей было всего 35 лет.
Неугомонный и непоседливый мой отец все же возвращается в Одессу, предварительно купив дачу в Аркадии и дом в Куликовском переулке.
Глава четвертая. Одесская
Итак, начался наш новый виток – одесский. Любимая Одесса и, конечно же, опять Болгарская, 18, где я частенько гостила. Утречком с Мусяней бегом за горячими бубликами и семечками, только-только снятыми с огня. Одесса – это моя юность, зрелость, окончание школы, замужество, рождение ребенка и работа в школе. Вот так отец заменил для меня подмосковный лес одесским морем. Не прошло и двух лет, как моего папу потянуло в далекий край, а точнее в город Ташкент, где он и продолжил свою предпринимательскую деятельность, которая перевернула его жизнь и пустила глубокие корни, давшие ростки новой семьи и любви по имени Лида. Щупальца Лиды оказались настолько сильны, что вырваться из них не было никакой возможности. И как бывает во всех романах – семья про этого осьминога ничего не знала.
Глава последняя. Печальная
Печальная – лишь потому, что это было начало конца, к которому постепенно приближался мой любимый авторитет-отец, с ног до головы обвитый щупальцами осьминога, у которого, как ни странно, было женское имя Лида, а точнее Лидия Николаевна Бондарева. Гордая, независимая, уверенная в себе, имеющая неудачный опыт семейной жизни, необремененная сыном, которого отдала в интернат. Случайно она познакомилась с приезжим женатым мужчиной, красиво ухаживающим за женщинами. И этот роман закончился крахом нашей семьи. Каким чудовищным нутром надо было обладать, чтобы зайти в чужую семью и сказать моей матери: “Я любовница вашего мужа, вы – инвалид, он давно вас не любит, и жить он будет со мной”. Чтобы высказать это, она приехала в Одессу из города Киева, куда неизвестно каким образом попала на курсы повышения квалификации из Ташкента (не иначе как здесь не обошлось без спецслужб, которые не спускали с отца своего неусыпного ока). Еще она сообщила, что Миля арестован и отправлен в город Ташкент по обвинению в незаконной предпринимательской деятельности. В ее глазах горел адский огонь. Не останавливаясь, она беспощадно продолжала идти к своей цели. Она заявила, что отец, мол, нарушил свое обещание вернуться обратно к ней, и поэтому, приехав в Киев, как бы на курсы повышения квалификации по пошиву одежды, она вызвала его к себе, где он и был арестован. А напоследок, попросила показать дачу, о которой ей столько рассказывал отец. И моя наивная, беззащитная в этой ситуации мама, полностью доверявшая отцу, попросила моего брата Киву показать ей нашу дачу в Клубничном переулке. После этого Лиду уже было не унять в её захватнических планах. Лишь спустя много лет, перебирая в памяти эти события, я поняла, что арест отца был заранее запланирован и осуществлен при помощи самой Лиды и не без участия милиции, а в сговоре с ней. Она же добилась его отправки в Ташкент. Пусть Миля хоть в тюрьме, но рядом с ней, в Ташкенте. Да, она проявляла заботу о папе, носила передачи в тюрьму, и была уверена, что он из чувства благодарности обязательно заберет ее из душного и жаркого Ташкента в теплую ласковую Одессу и сделает хозяйкой дачи у моря. В глубине души у нее давно созрело желание обосноваться на берегу Черного моря в самом красивом курортном районе – Аркадии. Ее щупальца постепенно обволакивали нашу семью, присасываясь, как паразит, и высасывая все, что ей было необходимо для спокойной и обеспеченной жизни. Ее крылатая фраза: “Замуж я выхожу не для того, чтобы работать“.
Как ни странно, но вся дальнейшая судьба отца складывалась по сценарию Лиды, и слова о благодарности за те самые передачи в тюрьму, повторялись мне неоднократно. Освободившись, папа остался жить с Лидой вплоть до землетрясения в Ташкенте. По липовой справке о как бы разрушенном доме Лида с новоиспеченным мужем получает квартиру в городе Рустави, а затем полновластной хозяйкой переезжает в Одессу.
По сценарию красивую дорогую жизнь новоиспеченной жене в те времена могло обеспечить лишь очередное предпринимательство отца, связанное с незаконной деятельностью, которое, естественно, привело к необходимости укрывательства от властей.
Эпилог
Рано ушел из жизни мой папа – ему было всего 53 года. Чудовищный огонь алчности и ненасытности присосавшейся к нему женщины уничтожил отца. Со временем, опять почувствовав, что отец хочет уйти от неё, Лида вновь попыталась сдать его милиции. Однако отец, идя на встречу, назначенную Лидой на вокзале в Москве, благодаря случайности увидел стоящего впереди себя на эскалаторе человека, который держал в руках его фотографию. Естественно он повернул назад, но не пошел домой, а провел некоторое время в лесу, где простудился. Болезнь и стресс ослабили иммунитет отца. Через несколько месяцев папа попал в больницу с вирусным воспалением легких. Однако в то время врачи не смогли его спасти. Он умер от отека легких.
Безусловно, отец имел большие проблемы с советскими законами, но какую зловещую роль в его судьбе сыграла эта ненасытная женщина, которая, поглотила такого сильного, независимого человека, как мой отец. Человека, который мог с нуля просчитать и организовать любое производство, и при этом всегда был успешен. Однако просчитать свою судьбу он не смог. Безусловно, о любви со стороны Лиды речь не идет. Здесь лишь алчность, алчность и ещё раз алчность.
И вот, после смерти отца этот осьминог, в лице Лидии Николаевны, встав на задние лапы, протянул свои щупальца к наследникам покойного мужа. Имея одну треть наследства, она вынашивала план захвата всего дома. Долго она готовилась к этому прыжку, проделывая различные манипуляции, скрывая свои замыслы под маской доброжелательного отношения скорбящей вдовы.
Прошло 16 лет после смерти папы, и наступили шальные 90-е годы, когда бандиты и деньги решали все. Это было её время, которое помогло Лиде выгнать с дачи законных наследников, подаривших ей одну треть наследства. Кстати, свидетельство о браке Лиды с моим отцом оказалось липовым, что подтвердил наш запрос в ЗАГС Ташкента. Также не был оформлен развод моего отца с матерью. Очевидно, отец понимал, с кем имеет дело и всё предусмотрел, но вырваться из щупалец осьминога не смог. Тем не менее, суд и бульдозер уничтожили дорогое моему сердцу место, где я прожила 40 лет.
А это чудовище, не имея ни стыда, ни совести, по сей день живет, пользуясь незаконно захваченными у нас дарами моего отца. Есть великолепная статья “Украденное наследство“ и маленькое видео снятое Думской ТВ в марте 2015 года под названием ”Одесский левиафан”.
Передать мое душевное состояние при виде разрушенного родового гнезда просто невозможно. Бульдозер крушил своей зловещей лапой и давил гусеничными колесами наш дом со всей утварью, мебелью, все, нажитое годами. Эта ужасная сцена происходила на моих глазах, когда я с маленькой внучкой вернулась с пляжа. Это был настолько сокрушительный удар, от которого я до сих пор не могу прийти в себя. Предательство женщины, которую еще при жизни отца, из уважения к его чувствам, я спасала и выхаживала в больнице, когда она была на волоске от смерти, раздавило меня настолько, что я потеряла веру в людей.
Это преступление Бондарева совершила грязными руками С. П. Вишталенко, главного архитектора Одесской области в то время, а вернее бандита 90-х, отдав ему всю захваченную у нас дачу, дом и 14 соток земли в Аркадии, взамен на его трехкомнатную хрущевскую квартиру в Приморском районе.
Пережитый кошмар, насилие, и полная безнаказанность преступников вынудили меня покинуть Родину и уехать в Америку. А мысленно я там, в любимом городе на любимой даче, где росли я, моя дочь, и родилась внучка.
Сорок лет – это почти полвека. Но боль в моем сердце не утихает.
Стелла Кроусбург
